Стихи

Петров Н.Н. – гений дела и места

В Ленобласти всем место надо знать
Богатое не золотом и серебром,
И не шедеврами, что кистью и резцом
Могли известные ваятели создать.

Здесь гений места – Николай Петров,
И только он сумел всех убедить,
Что именно в Песочном должно быть
То место, где мы совлечём покров, -

И… без тайн предстанет рак. Тут вот в чём соль:
Определяется, чем опухоли рост?
Насколько точен может быть прогноз?
Мутации – какая у них роль?

В Песочном ныне – нет! – не рай земной,
Но здесь чистилища, наверно, филиал;
Так размышляют, кто сюда попал,
Ведь это шанс – не кладбище и не покой.

Кто чудо жизни продлевает здесь?
Казалось бы, обычный персонал,
Но нет, тут каждый профессионал,
А главное – душевная потребность есть

Всю доброту, что собралась внутри
Излить на страждущих, которые толпой
Хотят на ринге с опухолью злой
Вничью хотя бы по очкам закончить бой.

Здесь каждому надежду в путь земной
Вручают – а теперь неси с собой!

****

Его, Петрова, это был науки храм,
Руками, головой он много сделал сам.
Теперь же памятником стали вы,
К его подножью мы несем цветы.

 

Вера в бога

Кто верит в бога и в Завет,
Тем, вероятно, проще
Жить, попросить и, в общем,
С надеждой с неба ждать ответ.

 

Главное правило жизни

Жизнь наша земная, не спеша шагая,
Я прошел ¾  по дороге сей;
Слезы проливая, песни распевая,
Все ж пытался критику не утратить к ней.

Три фундаментальных, важных компонента
Каждому желательно в жизни заиметь,
А заполучив их, с этого момента
Крепко их удерживать, а…потом стареть.

Первый – это ум, или креативность,
Иль твоя способность не окостенеть;
Ночью – спать, а днем – здесь нужна активность,
Постоянно жарким пламенем гореть.

Следущий – твое состоянье тела,
Чтобы все сгибалось, двигалось, жило.
Тренинг нужно телу создавать умело,
Чтоб оно ритмично двигаться могло.

Третий – это деньги, сколько? – тут детально
И аргументировано трудно утверждать.
Кушать без излишеств, и образованье
Детям нужно дать, тут нечего сказать.

Про себя скажу, что мне жизни хватило,
Чтобы это правило только осознать;
На словах все выглядит очень-очень мило,
Но в руках все сразу трудно удержать.

 

Бойцам «Невского пятачка»

Нева, ее изгиб направо,
И нелегко на берег влезть,
Вы взяли «пятачок» со славой,
Но все почти остались здесь.

Пространство – меньше невозможно,

Его так трудно удержать,

А по приказу непреложно,
С него должны атаковать.

А немцы, что ж – они умело
Отгородили вас стеной,
И как вы не сражались смело,
Но с «пятачка» вам ни ногой.

Удавку с горла Ленинграда
Сорвали, ну, а вы легли
На «пятачке», в преддверье ада,
Чтобы смеяться мы могли.

 

Две ленинградские войны                   

-«Что означает «Зимняя война»,
А в 41-м «Продолженье» ада?
И, как «незнаменитая война»
Отозвалась блокадой Ленинграда?»

-Ну, и вопросы у тебя, сынок,
Засыпать папу хочешь или бога?
В одно мгновение схлопочешь срок,
Вокруг желающих стучать так много.

Из «корабелки» наших никого
Тогда на «финскую» не забирали.
В газетах было все и ничего,
Ну, а вопросов мы не задавали.        

В сороковом все было хорошо,
Но мне не повезло с распределеньем-
Мне через год на Свирь запрос пришел.
Дыра! Ну, я поехал весь в сомненьях.

Всего дней десять прожил и - война,
Но я здесь, на Свири так истомился,
Что размышлял:» Удача, вот те на,
Как здорово, что Гитлер к нам вломился!»

Кто сам не судит, тот и не судим,
Но, что внушали власти нам с любовью:
«Земли ни пяди мы не отдадим!»,
«Победу завоюем малой кровью!».

Лето войны промчалось, как в бреду,
А немцы, финны в ворота стучатся.
Казалось, нет средств отвести беду,
Но город не желал врагам сдаваться.

-«А почему не сдали Ленинград,
Иль как Париж не сделали открытым?»

-Нам приказали: «Ни шагу назад!»,
А приказавший не привык быть битым.

Военные сдаваться не могли-
Как можно на пороге дома сдаться?
Ни метра не было у них земли,
Чтоб отойти: осталось лишь сражаться.

Гражданским -  хуже, в ледяном аду
Работали не все и по закону,
Затянутые голодом в беду,
В блокаду умерли до миллиона.

И образ мне господь нарисовал,
Чтоб символом войны, блокады был:
Гора из тел заполнила канал,
Что мимо Витебского проходил.

С фортов Кронштадта мы вели огонь,
Когда в погожий день они летали.
По нам долбали сильно – только тронь,
Но главный груз свой в город доставляли.

Что хуже – бомбы или артобстрел?
Не слаще редьки хрен – факт, непреложно.
Но немцы улетели, и ты  - цел,
А от снаряда уберечься сложно.

Я с фронта к маме редко приходил,
И больно было каждый раз расстаться;
Но те продукты, что я приносил,
Позволили ей зиму продержаться.

На карточку прожить было никак,
Народ найти съестное тщился всюду –
Доели быстро кошек и собак,
А дальше…я описывать не буду.

Кто были наши главные враги,
Конечно, немцы, хотя с ними тоже
Пришли незваными на пироги
Испанцы, финны и еще там кто же?

У финнов своя роль в деле была,
Они петлю на севере держали;
Рука их к нам снаряды не несла,
Они спокойно нашей смерти ждали.

Всяк из врагов присягу выполнял,
Все стойкости полны были, как надо;
Но что бы каждый там не представлял,
Он был лишь палачом для Ленинграда.

Был город под конец полупустой,
Дожить не все сумели до победы;
Потом, кто жив, вернулся, и домой
Пришли обратно все проблемы, беды.

Что вспоминают бывшие враги?
Бои под Выборгом, Погостье, Луга.
Вот вновь приказ, одеты сапоги,
Но строя нет, нет рядом плеча друга.

На «финской» Сталин жизни положил,
Переносил границу, рвался к Ханко.
В итоге лишь врага он получил,
А мы – блокаду, ох уж этот «Данко»!

 

Разговор автора, пишущего в стол, с книгоиздателем

 

«Нам нужно злата, злата, злата:
Копите злато до конца!»

А.С. Пушкин «Разговор книгопродавца с поэтом».

 

«Гражданин фининспектор, извините за беспокойство,
Ничего не тревожьтесь, я постою…»
В.В. Маяковский «Разговор с фининспектором о поэзии».

 

Автор

Сергей Петрович, как я рад,
Что для меня нашли вы время.
Уже давно стучат мне в темя
Один, другой вопрос, как град.

 

Хочу спросить, ну, вы умрете –
Зачем вы книги издаете?

 

Книгоиздатель

Ну, ясно, чтобы деньги наживать,
Другого смысла в этом нет;
Не верьте, коли будут заливать,
Что книги для народа – свет.

Что нужно знание народу несть,
Как делал Александр Мень;
Не будем лучше выглядеть, чем есть
И наводить тень на плетень.

 

Автор

Итак, идет речь о деньгах –
Здесь сотни тысяч, миллионы.
Вы соблюдаете законы?
Закон об авторских правах?

 

Книгоиздатель

Естественно, читайте договор,
Смотрите этот или тот.
Не зверь книгоиздатель и не вор,
Отец он, а не обормот.

Но сделает издатель, как решит,
Здесь в договоре вписан срок;
Ему и рукопись принадлежит,
Пусть автор делает урок.

 

Автор

Про гонорар спрошу я вас,
Какие же расценки ваши?
Не просит ли ваш автор каши,
Готовы ль вы платить аванс?

 

Книгоиздатель

Мы платим долларов 500-600,
Зачем беднягу развращать?
Иначе он нас просто не поймет
И перестанет вдруг писать.

 

Автор

Что вы хотели бы издать?
Какого автора вы ждете?
Что с удовольствием берете?
Что людям нравится читать?

 

Книгоиздатель

По сути, один хрен, что издавать,
Но где бестселлер, кто найдет?
Хотят секс, эзотерику читать,
Неплохо fantasy идет.

 

Носы уткнули все в женский роман,
В жару читают и  в дожди.
Неважно, правда это или обман,
Берут шикарно судью Ди.

 

Автор

Стихи рискнете вы издать,
Или проблемы здесь опять?

 

Книгоиздатель

Страна во мгле, поэзия во мгле,
И знатоки перевелись.
Все реалисты – ходят по земли,
Глаза не поднимают ввысь.

 

Автор

Похоже, смысла нет писать?
Но люди-чудаки все пишут,
И даже если прямо слышат –
«Мы вас не будем издавать!»

 

*******
Писатели и читатели,
Как странно вас любят издатели!

 

 

 

Инспектор из РОНО в школе

 

- В чем дело, я к такому не привык!
Инспектор на учителя кричит:
-Здесь русского урок, а ученик
«Пришедши» и «ушедши» говорит.

Учитель страшно удивился:
- «Не надо строго так судить,
Вот, если бы он матерился;
Здесь так привыкши говорить.

 

           После поддачи

 

Раз мужичок, добрамшися домой,
И дверь в квартиру отворимши,
Раздемшись, спать улегся на покой,
Поскольку сильно был подпимши.

Наутро стал он хмуро вспоминать,
Чего вчера не доставало?
Он положительный – мог лишь лежать,
Он малопьющий – все-то мало,

Выносливый – не выносили,
Застенчивый – у стенки не стоял.
Неясно только, где он выпивал,
И почему так долго били?

 

Словообразование

Что все эти слова объединяет?
Сапожник сапоги тачает,
Картины создает художник,
Карманы чистит у людей картежник,
Нет – правильнее вор-карманник,
Которого сажают в «обезьянник»,
Коль его мент - передовик,
Как будто лучший ученик
В толпе, в метро сумел поймать,
А откупных решил не брать.
Продолжим, по лесу лесник шагает,
А банщик простыни и пиво предлагает,
Донос на вас напишет клеветник,
А совмещает врач-почасовик,
На шахте щтреки укрепил крепежник,
Балдеет по утрам балдежник,
Вот стропальщик все стропы завязал,
Ну, что объединяет – угадал?

 

                    У метро

Встречи как-то дожидаясь,
У метро стоял я маясь.
Люди шли, качались двери,
Что придешь – я был уверен.

Время то ползло, то мчалось,
Только ты не появлялась.
Женщину я тут заметил:
Как одна на белом свете,

То стояла прислонившись,
То рукою чуть закрывшись
Неуверенно кругами
Мерила асфальт ногами.

Наконец ко мне подходит,
 И такую речь заводит:
«Господин, прошу вниманья,
Но скажу без колебанья –

Я совсем не потаскуха,
Мне бы только ваше ухо,
Я прошу меня послушать!»
Говоря все глуше, глуше

Она горько замолчала.
Я же с самого начала
Думал об одном на свете:
-Сейчас выйдет и заметит!

И поэтому мгновенно,
Запинаясь, в спешке, нервно
Я сказал: «Увы, не выйдет,
Может вас это обидит,

Вам спасибо за вниманье,
Но сейчас я жду свиданья».
Сгорбившись, она простилась,
Ты же вскоре появилась.

Мог ли я сказать иное,
И, конкретно, что другое?

 

Встреча (Кури-Мури - это моя собака)                                   

Как запах тела вашего меня пленяет,
При всем желанье не могу никак понять,
Какой вид пищи он мне так напоминает,
Что вас так хочется лизать, лизать, лизать.

Позвольте с вами поиграть совсем немного,
Я, право, лучше, чем кажусь на первый взгляд.
Как жаль, что лишь сейчас сошлись мы на дороге,
У нас, мне кажется, дела пойдут на лад.

Мадам, позвольте, еще в первое мгновенье
Меня к себе вы не хотели подпустить;
Сойдемся ближе, и, клянусь, ваши сомненья
Совсем растают, и мы сможем вместе быть.

Такая страсть у Кури-Мури разыгралась,
Но дама, странно, равнодушною осталась.

Долги                                               

«Для пьянства есть такие поводы…»

Из Т. Олдрича в переводе С.Я. Маршака

 

Деньги занимают в следующих случаях:
Если вас совсем нищета замучила,
Если выпить хочется, а погода шепчет:
«Ты займи и выпей – сразу станет легче!».

Если кто-то умер или вы в капусте
Первенца нашли, а в кармане – пусто.
Если вам зарплату в срок не выдают,
То бежишь к соседу, а ведь надо -  в суд.

Если дети радуют, нужно их учить,
Это словно в банке капитал хранить.
В будущем доходы будете считать,
Но пока сегодня нужно подзанять.

Жизнь идет, колеблется огонек свечи,
Слюбятся и стерпятся в кладке кирпичи.
До чего противно деньги занимать,
Сколько раз я каялся – никогда не брать!

 

                       Тема

Как хочется, чтоб время прекратило
Свой бег безжалостный и однозначный.
Хочу мгновенье прекратить в минуту,
А день, чтоб растянулся до недели.

Как мне продлить не только миг любовных,
Столь бешеных, порою, содроганий,
Но растянуть прогулки, разговоры,
Когда вокруг никто нам не мешает.

Но вымолить отсрочку невозможно,
Никто ее не даст – ни бог, ни люди.
За сим нас просят удовлетвориться
Лишь тем, что есть у нас сейчас  с тобой.

Но отношенья меж людьми не могут
Застыть как маска – ведь они живые,
Как пламя у свечи поколебавшись,
Они иль развиваются, иль гибнут.

Когда достигли близости сознанья,
Еще теснее им соединиться
Так хочется, чтоб было невозможно
Им снова разделиться никогда.

Здесь кульминация их ждет и мучит,
Мы очень медленно к ней подступаем:
И вот она достигнута и нота
Единства наивысшего звучит.

Тут в жизни и должна раскрыться тема,
К которой мы так долго шли страдая
И муки порождая для всех близких.

Но то, что мы сейчас из глины лепим
И то, что не сумели сделать прежде
Ни в коем случае не будет сходно.

 

                     Страсть

Страсть – что такое? По Сеченову –
 Эмоции любви, излеченные,
Как болезни всем известным средством:
Совместным проживанием, соседством.

Как  быстро страсть должна перемолоться
Между камнями быта? Мне сдается,
Что это может не произойти,
Но этой паре дóлжно повезти.

А Сеченов свое талдычит строго –
Для страсти и двух лет чрезмерно много.
И это лишь в особых случаях, заметь,
Но мы осмелились забыться, не суметь.

Мы опоздали, в срок не уложились -
Когда-то друг для друга мы родились.

                          

Переводы

Wystan Hugh Auden( 1907-1973)  Уистен Хью Оден

Летняя ночь 1933

Я на лужайке лёг на покой,
Вега сияет над головой,
Ночь июня; в тишине
Листья думают что-то, они
Стали спокойней; ноги свои
Я протянул к Луне.

Место, время так сошлись здесь,
Что для работы всё тут есть;
И в атмосфере столь эротичной –
Купанья часы, доступные нам,
Езда ленивая по полям –
Мне новичку отлично.

В кругу своих коллег сижу,
И тихий вечер провожу –
Он, как цветы, пленяет.
Таинственно идет свет, не спеша,
Как ласки голубей, едва дыша,
Страсть, логику их повторяя.

Но всё ж расставшись навсегда,
Мы вспомним вечера, когда
Страх дремота сморила;
Несчастий львов мелькали тени,
И морды их ложились на колени,
И Смерть блокнот закрыла.

По всей Европе, я точно знаю,
Мне близкие, все отдыхают;
Глядит Луна над крышей
На хилеров и милых трепачей,
Прохожих и эксцентриков-людей,
Верзил и коротышек.

К Европе свет дошёл Луны,
Церкви, заводы освещены,
Лежит Земля. Среди строений
Луна глядит на галереи,
И тупо, как палач глазеет,
На удивительные тени.

Да, притягательна, Луна,
Но не видит ничего она;
А голод нас не ранит,
Из сада, где нам не угрожают,
Глядим, досадливо вздыхая,
Как любовь тиранит:

И кротко не хотим знать больше,
Что на Восток направлен лук из Польши,
Насилия творятся;
Что есть у нас сомнительный закон –
Британцам дома дал свободу он.
И право на пикник собраться.

Но дамбу нашего покоя вот-вот
Поток страшнейший разорвёт,
И выше, чем деревья
Вдруг смерть появится у тех в глазах,
Чьи реки снов скрывали страх
Морского исступленья.

Но только лишь вода спадёт,
Пшеница робко протолкнёт
Сквозь черный ил ростки;
И монстры, задыхаясь, упадут
И звяканья заклёпок ужаснут
Их грубые ушные завитки,

Тогда восторг, что страх терять,
Секрет, что нет нужды прощать,
Что эту силу манят,
Сквозь радость возгласов детей,
Вольются в хор минувших дней
И песнь негрустной станет.

Непредсказуемость уйдёт,
И лишь тревога пропадёт,
Сбежав у нервных наций с лиц,
Всем дав стакан, убийц простят,
В терпении превосходя
Все быстрые скачки тигриц.

 

Комментарий: Wystan Hugh Auden считается одним из лучших поэтов 20-го века, писавших на английском языке. Литературное творчество его весьма многообразно: стихи, поэмы, либретто для опер, критические статьи. В стихах он удивительным образом сочетал абстрактную философию с искренним лиризмом. С возрастом в его стихах лирики, конечно, стало меньше, но вот стихотворение “A Summer Night 1933”, написанное в 26 лет, в этом отношении, одно из самых сильных.

 Интересно, как он сам потом объяснял строки этого стихотворения тем, кто этим вопросом интересовался? Пытается ли он передать читателям охватившую его тревогу, в связи с приходом к власти в Германии нацистов (январь 1933г)? Вряд ли, поскольку самые прозорливые умы не видели в этот момент грядущих европейских событий 30-х, 40-х годов. Что имеется в виду под «тиранией любви»? Возможно, отношения между Польшей и Британией, нападение именно на которую было поводом, после чего Британия объявила войну Германии. Куда «направлен восточный лук Польши»? Против Германии или СССР? Это метафора, ибо взгляд на соответствующую географическую карту ответа не дает. Описание последующего апокалипсиса и возвращение к исходному состоянию едва ли в мыслях автора ассоциировались с будущей Второй мировой войной, но речь, безусловно, идет о какой-то серьезной предвосхищаемой им социальной катастрофе. Что же в итоге? Список «нервных наций» оказался весьма велик, практически вся Европа. Убийц не простили, а даже примерно наказали (Основной и малые Нюрнбергские процессы), хотя и не всех. А кто такая тигрица?

Прелесть, достоинство стихотворения (если говорить только о смысловой составляющей) как раз в том, что представленная игра словами создает определенное настроение (возможно, у разных людей – разное) без объяснения конкретного смысла.

 

Alfred Tennyson (1809-1892) Альфред Теннисон

Умирающий лебедь

I

В долине мрачной, голой, дикой,
Широкой, всем ветрам открытой,
И над травой, к земле прибитой
Печально пала пелена.
 Вниз по реке в последний путь
Плыл лебедь, пел, хотел он жизнь вернуть,
В ней жалобы звучали.
Был полдень и тишина.
Стих ветер, утомившись дуть,
И чуть камыши дрожали. 

II

Ряд горных пиков и хребтов,
Пронзив белесый небосвод,
Венчался шапками снегов.
В слезах к воде склонялась ива;
Едва касаясь быстрых вод
По ветру ласточки летали,
И быстрым, вольным был полет.
А в спящей зелени болот,
Потоки вод неторопливых
Пурпурной зеленью блистали.

                         III

Песнь лебедя неслась ликуя,
Долины лик задев;
В ее печали радость прозвучала,
Так тихо, что она почти молчала.
Но стал все громче лебедя напев,
И, что же, в слабости, но торжествуя,
Он тих был здесь и там сначала;
Но вот и новый ликованья звук,
Стал чуден мелодичный строй,
Песня совсем утратила покой,
Стал слышен голос хора вдруг:
Гобои, и еще наперебой
Цинбалов звук и арфы золотой-
Из города, сквозь ворота, туда,
Где ярко светит пастухам звезда.
А у лишайников, у сорных трав
У влажных, плачущих в тумане ив,
У ветра, что камыш поколебав,
Волну погнал, об отмели разбив,
И у болотных в серебре цветов,
Растущих среди заводей, ручьев,
Переполнялось всё песней без слов. 

 

                        Прощание

Ручей холодный, к морю вниз пусти
Ты свой поток беспечный;
С тобою я не встречусь на пути,
Навечно, да навечно.

В дороге повидай луга, поля
И стань рекой, конечно;
Но там внизу тебе не встречусь я,
Навечно, да навечно.

Осина над водой будет дрожать
Так робко, человечно;
Не смолкнут пчелы вкруг тебя жужжать,
Навечно, да навечно.

От тысяч солнц получишь ты привет,
От тысяч лун – сердечный,
Лишь мой ты потеряешь след,
Навечно, да навечно.

 

 

Ben Jonson (1572-1637) Бен Джонсон

Памяти любимого мной мэтра Вильяма Шекспира и что он нам оставил

 

Шекспир, чтоб зависти к тебе не вызывать,
И славе твоей должное отдать,
Скажу сужденье Муз, людей, не лесть –
Нельзя быть выше, чем уже ты есть.

Всё верно, все согласны. Но тут я
Хочу иначе похвалить тебя,
Ибо невежды разом прибегут –
Им важно, что их эхом назовут.

Или слепая тяга, ухищренья чьи
Заставит истины забыть свои,
Иль злоба хитрая лесть может поднести
С мечтой убить, желая, вроде, вознести.

А то притворно сводни, заведясь,
Матрону славят, втаптывая в грязь.
Но гений твой им недоступен, ты, -
Превыше неудачи и нужды.

Начнем, судьба прославившая век!
Восторг! На сцене чудо-человек!
Восстань Шекспир! Нельзя тебе лежать
Со Спенсером и Чосером; Бомонта встать

Иль сдвинуться не будем мы просить.
Ты сам как памятник, но камню здесь не быть;
C книгой твоей искусство будет жить,
Чтоб мудрость впитывать и похвалу дарить.

Прости, тебя сравнить я не берусь
С великими, иной масштаб их Муз:
Но, если мнение свое сказать,
Сравнимых авторов готов я здесь назвать.

Скажу, что Лили ты затмил давно,
И Кида смелого и мощного Марло,
И хоть латынь и греческий ты плохо знал,
Среди британцев я имен бы не искал.

Мы громоносного Эсхила приведем,
Софокла, Эврипида в гости позовем;
Пакувий, Акций и кордовец пусть придут,
Когда твои котурны сцену потрясут.

Ну, а в комедии ты сокк одень
И будут они словно твоя тень – 
Эллады наглость, римской знати спесь,
И все, что в их бесценном пепле есть.

Ликуй, Британия! В Европе славна ты-
Театры все тебе несут цветы.
Шекспир не только наш -  для всех времен!
Он хороводом Муз прекрасных окружен,

Как Аполлон, он выходил ласкать
Нам уши, как Меркурий чаровать!
Горда Природа тем, чего он смог достичь,
Из строк его стихов одежду стала шить!

И ткань ее непревзойдённа столь,
Что ум иной воистину уволь.
Аристофан, Теренций колкий грек
И мудрый Плавт не то для нас вовек,

Все устарели и нам не нужны,
Они; ведь, не Природой рождены.
Но, ведь, не всё Природа. Твой Талант,
Шекспир, поистине, такой гигант,

Что хоть Поэт Природой порожден,
Искусство форму создает. А он 
Все строки должен пóтом написать,
(Как ты), и звонко молотом ковать,

Ковать успех у Муз; съедая соли пуд,
Меняя всё, себя и совершая труд.
Не лавры ждут его -  позор всегда,
Коль он не плод рожденья и труда.

Таким ты был. Взгляни, как лик отца
В его потомстве жив; исток творца,
Шекспира гениальности замах - 
Блистает в полные истины стихах.

В них бескультурью угрожает он,
Своим копьем, с которым был рожден.
О, Лебедь Эйвона! Что лучше может быть,
Когда б ты снова здесь пустился плыть,

Набеги бы на Темзу совершал,
Вновь Лиззи с Яковом любовь снискал.
Но стой, ты путь на небо начертал,
И прямо на глазах Созвездьем стал!

Гори, звезда Поэтов, гневаяся всласть
Ворча, что Сцена вянет, может пасть.
 Но нет тебя – театр в ночь сойти готов,
И свет идет лишь от твоих Трудов.  

 

                    Песня

             Влюбленный

Мадам, здесь для любви в тени,
Нам лучше места не найти,
Хоть Зависть часто любви тень,
Она не терпит яркий день.

 

               Дама

Без солнца светит нам любовь,
Огонь вбирая в себя вновь;
Любви нет – наша жизнь мрачна,
Хотя искра только лишь она.

 

                         Арбитр

Взять искру, чтоб спалить всё всласть,
Чем больше жгут, тем ярче страсть.
Судьбу не в силах разглядеть,
Все тратят, тратят, чтоб успеть.

 

                          Хор

Вот власть того, кто нами правит:
Он быстр, ленив, вдруг диким станет,
То лют, горяч, то тих и тонок;
Старейший бог и все ж ребенок. 

 

            Песня. К Целии

Целия, докажем вновь,
У нас есть силы, и любовь.
Как ни прекрасен счастья венец,
Но и ему приходит конец.
Не трать подарки жизни зря.
Солнце село – снова заря,
Но если этот свет упустить,
Вечный мрак нас может укрыть.
Нельзя откладывать нам радость!
Молва, слухи нам не в тягость.
Что, не сможем обмануть
Глаз, желавших на нас взглянуть?
Уши их мы отвлечем,
Просто в сторону свернем.
Красть плоды любви не грех,
Кража – все раскрыть для всех.
Подглядеть и взять чужое
Вот занятие плохое.   

 

К той же

Поцелуй – и осторожно
Защищу тебя я нежно
От глупцов и ухажеров,
Что сдадут тебя без споров.
Поцелуй! Мы здесь в тиши,
Сумму счастья запиши,
Когда будешь губ касаться
И со вздохом расставаться.
Сотню поцелуев брось,
Тысячу потом, авось,
Мы продолжим целоваться
Пока сможем уравняться
С Рамни по числу травинок,
С Челси по числу песчинок,
С Темзой – сколько капель в ней,
Или сколько звезд над ней
Ночью воды золотят,
Кто ж любовь украл – молчат.
Любопытству неподвластно
Дать совет – им так все ясно.
Видя это, вянет зависть,
Что не иссякает радость.

 

Песня. К Целии

Взяв чашу, на меня посмотри,
Как тост вниманье твое,
Твой поцелуй на чаше – дар,
Вино он будет мое.
Той жажде, что у меня внутри,
Нужно чудо-питье,
И хоть мне предложит Зевс нектар-
Питье мне нужно твое.
Из роз я тебе послал венок,
Не славить тебя я хотел,
Всего лишь была надежда моя,
Чтоб вянуть он не посмел.
Но запах его ты вдохнула разок,
И венок ко мне полетел,
И запах этот клянуся я,
Тобой напоиться сумел.

 

Edmund Spenser (1552-1599) Эдмунд Спенсер

Великий английский поэт елизаветинской эпохи, старший современник Шекспира

Стихи и мотив

Рассказывают, что королева Елизавета распорядилась, дабы лорд-казначей Уильям Сесил заплатил поэту Эдмунду Спенсеру за его стихи 100 фунтов. Лорд-казначей возражал, что сумма слишком велика. «Тогда дайте ему столько, сколько разумно» - сказала королева. Времени прошло много, но так вообще ничего не получив, Спенсер, при очередной встрече с королевой, вручил ей четверостишие:

 

Как-то захотелось вам 

Дать мотив * моим стихам:                             

Но коль ответ ваш не готов,

Нет мотива, нет стихов.

 

Королева тут же распорядилась выдать поэту изначальные 100 фунтов.

  *- в этом анекдоте ключевым словом является  -  “reason”, которое означает «взвешенный, разумный, мотивированный».